Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты можешь бросить медицину, стать моделью, – говорила ей Хана, – фотографы тебе прохода не дают… – на вечеринки Дате, в огромном зале заброшенной фабрики, стекался модный Нью-Йорк. За свои снимки Ева не беспокоилась:
– Я за ночь пью только пару бокалов шампанского, а тетя Дебора не читает светскую хронику… – Ева почти не отходила от Дате. Она знала, что кузина любит повеселиться:
– Выпить, покурить травку, достать кокаин… – Дате была совершеннолетней, Ева не считала возможным делать ей замечания:
– Но я отгоняю от нее журналистов, когда она в таком состоянии. Не след, чтобы эти фотографии попали в газеты… – мужчина в смокинге рассчитывался за десяток бутылок шампанского. Ева едва сдержала недовольный возглас:
– Здесь не магазин… – прошипела она Густи на ухо, кузина открыла рот. Мужчина, обаятельно улыбаясь, повернулся. Ева хорошо знала это выражение лица:
– Они все так на меня смотрят… – она незаметно усмехнулась, – на Манхэттене некоторые рискуют попасть под автобус или такси…
Смерив его холодным взглядом, Ева поинтересовалась:
– Вы закончили, сэр? Если да, то позвольте нам сделать заказ… – за спиной мужчины маячил официант, с ведерком льда:
– Вы американка, – утвердительно сказал мужчина, – модель. Я фотограф, возьмите мою карточку… – в руке Евы оказался квадратик картона, – приходите в студию в Пимлико, я помогу вам пробиться в журналы… – Ева пожала обнаженными плечами. Вечерний наряд серого шелка от Жана Дессе мало что прикрывал:
– Но у меня и нет груди, – весело подумала Ева, – непонятно, что он разглядывает… – каштановые девушки волосы увенчивал фасинатор из перевитых жемчугом перьев. Выйдя в гостиную хэмпстедского особняка, Ева удостоилась одобрительного кивка Сабины:
– Отличная деталь, – она указала на перья, – ты похожа на орлицу… – Ева прыснула:
– Или на жирафу. Я надела шпильки в три дюйма высотой… – она поняла, что смотрит на мужчину сверху вниз:
– Мой фотограф Ричард Аведон, – надменно сообщила Ева, – мои снимки печатает Vogue. Я не заинтересована в других съемках, а теперь позвольте нам пройти к буфету… – девушки сами вызвались заказать шампанское и кофе. После концерта ожидался прием, однако Джованни заметил:
– Думаю, никто не откажется перекусить… – дядя потянулся за костылем, Ева остановила его:
– Мы с Густи сходим в буфет, заодно и покурим… – подростки унеслись куда-то после начала антракта:
– Они тоже курят, – сказала Густи, когда девушки спускались по широкой лестнице, – просто не на глазах у всех… – Сабина отправилась за кулисы:
– У Адели случаются заминки с платьями, – объяснила женщина, – иголка и нитки у меня всегда при себе… – Сабина похлопала по вечерней сумочке серебристой кожи, сшитой в форме ракеты:
– У нее и платье, как сказал Ворон, космическое, – подумала Ева, – пайетки словно звезды… – пайетки переливались на струящемся шелке цвета ночного неба:
– Инге извиняется, – заметила Сабина по дороге на концерт, – у него опыт в лаборатории, ему никак не уехать из Кембриджа… – оказавшись у буфета, Ева посмотрела вслед незнакомцу:
– Он недурен собой, но у него кольцо на пальце… – в Нью-Йорке, на вечеринках, она часто замечала жадные взгляды мужчин:
– Они все женаты, – напоминала себе Ева, – много старше меня или Дате… – кузина была неразборчива в связях:
– Все равно, – отмахивалась Хана, – живем один раз… – поинтересовавшись, виделась ли кузина в Израиле с Аароном, Ева услышала короткий ответ:
– Мельком, я приезжала выступать на базу, где он служил… – больше они об этом не заговаривали:
– У нее в глазах тоска, – поняла девушка, – она одна в Нью-Йорке, а Джо, наверное, решил пока обосноваться в Африке. Но по Густи сразу видно, что она счастлива… – девушка услышала шепот кузины:
– Ты знаешь, кто это… – Ева пожала белоснежными плечами:
– Англичанин, фотограф… – Густи еще понизила голос:
– Граф Сноуден, муж принцессы Маргариты… – ходили слухи, что сестра королевы спешно выскочила замуж в прошлом году, чтобы излечить, как выражались в газетах, разбитое сердце:
– Все равно, его студию я навещать не собираюсь… – отозвалась Ева, – я врач, то есть будущий, а не модель… – сделав заказ, она поторопила Густи: «Пошли, у нас есть время на сигарету».
Генрик не переодевался после концертов. Патронам нравилось, как он говорил, посмотреть на музыканта вблизи:
– На сцене мы далеко от зрителей, – замечал он жене, – но люди платят большие деньги за абонемент или билеты в ложу не только затем, чтобы послушать твои оперные арии или мою игру. Не забывай, надо поддерживать хорошие отношения с богачами. Частные концерты отличный источник дохода… – судя по веселой улыбки Адели, граф Сноуден говорил ей что-то приятное:
– Шепчутся, что он не упускает всего, что движется… – вспомнил Генрик, – а что не движется, то он расталкивает, и тоже не упускает… – он слышал и о связях зятя королевы с мужчинами:
– Сейчас на такое внимания не обращают… – сам Авербах мужчинами не интересовался, но несколько раз получал откровенные предложения, – хотя уголовное наказание за это никто не отменял… – Инге рассказал Тупице, как подростком он попал в неприятный инцидент с покойным математиком, доктором Тьюрингом:
– Его судили, он выбрал не тюрьму, а принудительное лечение, но потом покончил с собой… – Инге добавил:
– Наука очень многое потеряла с его смертью. Что не говори, но пора избавляться от такой косности…
Прием устроили на втором этаже Альберт-холла после окончания представления. Приглашения разослали только патронам заведения. Вечер выдался теплым, на западе сверкало огненное сияние заката. Французские двери на балкон распахнули, ветер вздувал шелковые занавески. Пахло дамскими духами, сухим шампанским, дымком сигарет:
– Из-за Адель все курят на балконе… – Генрик нашел глазами темные перья на голове Евы, каштановые кудри Сабины, распущенные по плечам волосы Густи, – тетя Клара тоже с ними… – теща, на шестом десятке, еще носила облегающие вечерние платья и шпильки:
– Точно, с ними… – он увидел седоватые, искусно уложенные локоны, – сейчас они вернутся, дядя Джованни поднимет тост… – Адель еще слушала Сноудена:
– Он женат, – напомнил себе Генрик, – но это ничего не значит. Разводы в наше время дело легкое… – он справился с острой болью внутри, – узнай Адель что-то о моей… – он избегал даже про себя произносить это слово, – проблеме, она немедленно уйдет от меня… – жена была в самом расцвете оперной карьеры. Генрик не сомневался, что Адели достаточно будет щелкнуть ухоженными пальцами:
– К ней выстроится очередь из аристократов, музыкантов и богачей. Она выйдет замуж раньше, чем высохнут чернила на свидетельстве о разводе. А я… – он одним глотком допил шампанское, – я никому не буду нужен. Женщины хотят детей… – он скрыл вздох, – да и я сам хочу малыша… – с Инге они о таком не говорили, но Генрик знал, что свояк подумывает о приемном ребенке:
– Один раз он обмолвился, что Сабина хочет своих детей. Адель никогда на такое не согласится… – понял Генрик, – она не заберет малыша у сестры. Да и зачем ей это? В том, что у нас нет детей, виноват я, а не она. Она сделает перерыв в карьере, а потом выйдет на сцену. После родов певицы обычно выступают еще лучше… – он вспомнил, как звучал голос жены в Израиле:
– Когда она вернулась из плена, Бернстайн заметил, что она поет, словно взрослая женщина, а ей тогда было всего пятнадцать лет… – Генрик решил последовать совету мистера Аллена и принять предложение русских о гастролях:
– Адели туда ехать не надо, не стоит ее в это посвящать. Я пройду независимые анализы. Может быть, американцы ошиблись, а если нет, то у русских найдутся нужные медицинские средства… – зашуршал шелк дамских нарядов, Генрик почувствовал прикосновение теплой руки. На шпильках кузина Ева была выше его:
– Все будет хорошо, – донесся до него сочувственный шепот девушки, – ты сегодня отлично играл… – Генрик и сам это знал. Садясь к роялю, он думал об отце:
– Папа не увидел меня на сцене. Но я обязан его памяти, обязан сделать так, чтобы у меня появились дети. Я выжил в Аушвице, наш народ ничем не сломить… – зазвенел хрусталь, дядя Джованни откашлялся:
– Я хочу поднять бокал… – он